Мальчик развернулся к стойлу, просунул руки сквозь ограду и коснулся теплого бока Грома. Гром вздрогнул и шарахнулся, плечом сломав ясли, овес посыпался на землю. Девицы взвизгнули, прижались друг к дружке, но, впрочем, тут же перешли в наступление. Они стали наседать на Дага, выставив вперед острые коготки. Младшей, как и Северянину, было около шести лет, зато вторая выглядела гораздо старше, к тому же вооружилась палкой.
– Мы скажем конюху, он тебе оторвет голову!
– Да, отрубит, как гусенку!
У Дага во рту стало кисло, в ушах сильно зашумело. Он нагнулся и выплюнул кровь. Гром метался и страшно вращал глазами.
– Мама, мама, он колдун! Колдун хочет уморить нашего Грома! – Насмешницы наперегонки кинулись к матери.
Возможно, Дагу просто не повезло. В любой другой день никто бы не обратил на крики детей внимания: дерутся, шалят – и пусть себе! Чем больше озоруют дети, тем более смелыми и гордыми они вырастут! Но в день боев многие селяне были настроены слишком серьезно. Они заранее вознесли жертвы богам, уговаривали их послать победу любимцам, они слишком долго готовили жеребцов к драке, чтобы потерпеть самый слабый намек на враждебное колдовство.
Вокруг Дага мигом собралась группка сердитых конюхов, прочих слуг и свободных нищих попрошаек. Многие с трудом держались на ногах.
– Эй, чей этот злой мальчишка? Он что-то подсыпал Грому?
– Это подкидыш чародеев? Слыхали, его в колыбели пометила волчица…
– Подпалить бы его! И как только в семье терпят?
– Смотрите, что он сделал с конем?
Гром тем временем все никак не мог успокоиться. Кося налитым глазом, метался по загону, обдирал бока, затаптывал овес. Даг беспомощно оглядывался, но как назло никто из родичей его не слышал и не видел. Начался очередной поединок, зрителей всецело поглотило зрелище.
– Любое волшебство запрещено! – расталкивая народ, в круг ворвался пузатый помощник распорядителя. Скорее всего, его никто не назначал на должность, но парню очень хотелось показать свою значимость. – Кто здесь творит чары? Мигом вздернем!
– Вот он! Этот!
– Видали, что у него на голове? Говорят, волк пометил… Да уж, это верно. Не просто волк, а тот самый…
– Неужели тот самый? Ах, какая напасть на нас!
Даг испуганно озирался. Ему словно ударили мелким камешком в затылок. Он повернулся, почесал голову. Конечно, никаких камней. Позади толпилась куча народу, но никто не кидался в него. Однако что-то неприятное там было.
Кто-то смотрел на него из вечернего полумрака. Но не Харек Меняла, не домочадцы Грима и даже не разъяренные владельцы Грома. Ощущение чужого взгляда навалилось и пропало. Зато к нему тянулись скрюченные руки, пьяные недобрые глаза смотрели с угрозой. Эти люди всерьез поверили, что он подсыпал коню отравы!
Гунхильда Насмешница так и не появилась. То ли не поверила своим взбалмошным дочкам, то ли ее занимали более важные дела. Вместо Гунхильды прибежали двое ее слуг и схватили Дага за руки. Мальчик уперся изо всех сил. Он зацепился ногой за жердину, извернулся и прокусил одному из холопов руку. Тот взвыл, схватился за окровавленное запястье. Его товарищ отвесил Дагу такую оплеуху, что мальчишка отлетел шага на три и стукнулся затылком о забор. Из глаз у парнишки посыпались искры.
– Что, вздумал портить нашего коня? – Воняя луком, над ним навис небритый лохматый конюх. Он снова схватил Дага за шиворот, но не слишком ловко. Мальчишка извернулся и, что было силы лягнул врага между ног.
Конюх заорал от боли, присел, но тут же занес кулак для удара. При виде стремительно приближающейся смерти мальчик вздохнул и закрыл глаза. Однако волосатый кулак не достиг его лица. Рука, державшая за шиворот, разжалась.
– Ты, сын протухшего бобра, смеешь драться с детьми? – спросил хриплый, очень спокойный и оттого – еще более страшный голос.
Даг приоткрыл левый глаз. Конюх стоял растопырив руки, с него градом катился пот. В горло обидчику упиралось острие меча. Это был тот самый загадочный незнакомец с когтем на груди! Он явился не один. Двое его приятелей, небрежно вращая мечами, расчищали вокруг пространство. Озверевшая толпа крестьян молча расступалась. Кто-то в задних рядах пытался ворчать, но за оружие не хватались. Выпивохи словно чувствовали, что бороться против этой силы бесполезно.
Темноволосый мужчина с костяным гребнем в волосах скосил глаза на Дага:
– Ты можешь встать? Или он сломал тебе кость? – Незнакомец повернулся к конюху Гунхильды. – Если ты, слизняк, сломал ребенку кость, клянусь, я сделаю тебя калекой!
Даг вскочил на ноги, показывая, что цел, и не надо ради него никого калечить. Темноволосый смуглый незнакомец говорил не так, как отец и другие люди с фермы. Даг не мог этого объяснить, но что-то в речи выдавало чужака. Кроме того, приятель его неожиданного заступника быстро произнес несколько слов на языке, показавшемся Дагу смутно знакомым. Этот парень тоже носил неброский синий плащ и небрежно вращал мечом непривычной формы – слишком широким и слегка изогнутым.
Наседавшие хускарлы и слуги шипели, как рассерженные кошки. Многие опомнились от первого испуга и схватились за ножи. С места состязаний коней доносился рев зрителей. Северяне и их друзья были слишком увлечены, чтобы вспомнить о пропавшем ребенке.
– А ну, все назад! – властно приказал человек с когтем.
– Кто посмел обнажить оружие на празднике? – Сверкая начищенной медной бляхой на груди, толпу раздвигал стражник. – Эй, ты, убери меч!
Воспользовавшись моментом, конюх Гунхильды зайцем отпрыгнул назад. Откуда ни возьмись в его руках тоже оказался скрамасакс. Парень заржал и сделал несколько резких замахов. Человек с когтем не шелохнулся. Секунду спустя на троицу отважных заступников бросились со всех сторон.